Некоторые особенности военно-экономической деятельности периода коронакризиса

Сегодняшняя ситуация с COVID-19 в плане его воздействия на оборонную сферу – это не только прямые медико-биологические, санитарно-эпидемические аспекты, хотя и они очень важны. В Европе в 2020 г. по причине COVID-19 отменен, сокращен по формату и составу ряд военных учений разного уровня, включая крупные учения НАТО “Защитник Европы” с трансатлантической переброской войск и их выдвижением к восточным рубежам блока, маневры на севере Норвегии с участием ненатовских стран, учения в Южной Корее и т.д. Были временно поставлены на прикол американский и французский авианосцы, часть команд которых заразилась COVID-19 1. Болезнь поразила и треть курсантов-нахимовцев в ходе подготовки к Параду Победы 2020 г. в России. Заражение COVID-19 отмечено на 150 военных базах на территории США. Вирус серьезным образом затронул персонал многих оборонно-промышленных предприятий в мире.

Никак не меньшее значение (возможно, даже большее, чем прямое влияние), имеют косвенные аспекты коронакризиса: психолого-поведенческие и цивилизационные – с глубоким поражением общественного сознания, дестабилизирующими последствиями. Эти аспекты необходимо проанализировать, принимать во внимание в оценке текущей ситуации и перспективных трендов, состояния дел, балансов сил, намерений и поступков как во внешней, так и во внутренней политике.

Коронакризис в этом смысле, безусловно, влияет на формирование среды для функционирования и развития оборонной сферы и ВЭД, задания стимулов, ограничителей, правил игры на страновом, региональном и международном пространстве. С одной стороны, это падение валового внутреннего продукта (ВВП), темпов экономического развития с сокращением возможностей для выделения средств на ВЭД, реализацию результатов этой деятельности на рынках гособоронзаказа (ГОЗ) и военно-технического сотрудничества (ВТС). С другой – рост нестабильности в мире, его турбулентности, непредсказуемости, конфронтационности, действий по принципу “все против всех”. Следствием этого стала потребность в некоем “страховочном поясе” в виде традиционной военной мощи, средств сдерживания, даже избыточных, и в соответствующих военно-экономических приготовлениях.

Новые мотивации появляются для обострения старых конфликтов и противоречий, подпитывая существовавшие ранее. Возникает искушение переложить ответственность за внутренние проблемы, множащиеся в кризисных условиях, на “внешних недругов” (идет их активный поиск), решать свои геополитические чаяния именно в сегодняшних обстоятельствах. Налицо одновременное стремление повысить собственный вес в мире, в том числе за счет военной экспансии, угрозы применения силы, особенно в ситуации, когда разные страны по-разному переживают COVID-19 2. Кстати, это весьма отчетливо можно наблюдать в ходе резкого обострения ряда региональных конфликтов, создания кризисных и даже “революционных” ситуаций, например, по периметру границ РФ, в ее геополитическом “мягком подбрюшье” (англ. идиома Soft Underbelly).

В условиях пандемии желательно так называемое водяное перемирие, как в известной сказке Р. Киплинга о Маугли, когда во время сильной засухи хищники перестают охотиться у источника. Однако призывы Генерального секретаря ООН А. Гуттериша объявить глобальное прекращение огня в период пандемии, снизить взаимные претензии, амбиции, уровень конфронтации (при подразумеваемом в этом случае сокращении военных бюджетов и объемов военного производства), к сожалению, не имеют продолжения в виде двусторонних или многосторонних инициатив и соглашений, хотя на словах все “стремятся к миру”.

В процессе развития коронакризиса наблюдается резкий рост внутренней нестабильности, всеобщего недовольства по любому поводу и даже при его отсутствии, бунтарства, проявлений сепаратизма, экстремизма, терроризма, не исключая и самые благополучные в социально-экономическом отношении страны, на фоне падения доходов населения и государства. Это ставит вопрос о наличии и создании особого класса вооружений, военной и специальной техники (ВВСТ), в том числе нелетальных, для действий в условиях городов, а также спецсредств, экипировки, средств и способов контроля, нейтрализации, кибертехнологий, что особо важно в эпоху “смартфонно-сетевых” революций (например, информационно-когнитивное воздействие, инфразвук, геолокация и т.д.) 3. В полной мере это относится и к средствам осуществления контртеррористических операций, между прочим, высокотехнологичным и дорогостоящим, включая космические средства наблюдения и разведки, идентификации. Крайне интересен в этом плане опыт Израиля, разнообразный и весьма успешный 4 5.

Очевидна тесная прямая зависимость между общеэкономическим развитием, размером и динамикой ВВП различных стран и возможностью, а также склонностью выделять средства, в тех или иных объемах, на оборону и безопасность, военно-экономическую деятельность. Эта зависимость отнюдь не автоматическая. Есть много обстоятельств, когда оборона и безопасность перевешивают все остальное: если “отечество в опасности”, то призывы “затянуть пояса” воспринимаются как само собой разумеющееся, по крайней мере в России. Вообще проблема “пушек и масла” очень неоднозначна, это не просто перекладывание финансов из одного кармана в другой, с получением немедленного эффекта от данного процесса. Например, до 85% расходов на ГОЗ и содержание оборонно-промышленного комплекса (ОПК) в РФ носит возвратный характер – через зарплаты, расходы на социальные и региональные нужды, инфраструктуру, в том числе двойного использования, доходы от инноваций, технологических прорывов, “двойных” технологий и т.д.

В целом мировая экономика в 2020 г. испытывала отрицательные темпы роста (Китай, скорее всего, – исключение), хотя это снижение оказалось не столь значительным, как это следовало из пикового падения экономики во втором квартале. Несмотря на новую волну COVID-19, во второй половине 2020 г. в мировой экономике не произошло новых драматических провалов, “афтершоков”. Что касается военных расходов, то эти перемены по-разному отражаются на их динамике у ведущих (по данному параметру) стран мира. Ощутимые сокращения могут, например, коснуться Саудовской Аравии, продолжится, видимо, рост военных расходов в Индии.

В США даже с учетом коронакризиса и обнулением темпов роста ВВП принят рекордный оборонный бюджет на 2021 финансовый год. И это не просто эксцесс года президентских выборов. На разработку перспективных технологий (Advanced Capibilities Enablers, ACE) предлагается выделить 1/7 часть затребованного финансирования. Заметим, что эта сумма существенно превышает весь оборонный бюджет Российской Федерации в его номинальном пересчете в долларовом эквиваленте. Ожидается существенный рост американских расходов на военный космос и новейшие технологии.

Одновременно США планируют существенную рационализацию своей военно-экономической деятельности в течение ближайших пяти лет. Будет отменено или отсрочено выполнение 80 программ, запланирован вывод из эксплуатации определенной части устаревающих авиатехники и средств ВМФ с экономией нескольких десятков млрд долл. 6 Китай, чей номинальный оборонный бюджет составляет четверть американского, также увеличивает военные расходы, правда, этот рост – самый низкий за последние годы 7. При этом в условиях коронакризиса вопросы внутренней безопасности и стабильности (и расходов на их обеспечение, прежде всего в социально-экономическом сегменте) становятся приоритетными. Так, в Европейском союзе (его члены в основном являются и членами блока НАТО) опасаются достижения “неприемлемого” уровня безработицы. Поэтому здесь с осторожностью воспринимают призывы США о 4%-ном (в год) росте расходов на оборону.

Если говорить о России, то падение ее ВВП во втором квартале составило 9.6%. В августе 2020 г. Президент РФ В. Путин озвучил планку потерь ВВП страны на 2020 г. в 5–6% в годовом исчислении 8. Считается, что именно “регулируемость” рыночной экономики РФ, своевременные административные меры позволили избежать более серьезных потерь, держать под контролем инфляцию (4.6% в сентябре 2020 г., ее пик, по прогнозам Росбанка, придется на январь–февраль 2021 г.) и безработицу. В 2021 г. ожидаются нынешние мировые цены на нефть – в коридоре 40–45 долл. за баррель. На Московском финансовом форуме (8 сентября 2020 г.) был озвучен прогноз Центробанка по темпам роста российского ВВП: на 2021 г. – 3.5–4.5%, на 2022–2023 гг. – 2.5–3.5% (правительственный прогноз несколько ниже, причем самый низкий – на 2023 г.). Подчеркнем, все эти “умеренные” (умеренно-оптимистические) прогнозы делались до осеннего всплеска заболеваемости и связанных с ним проблем.

Это, в свою очередь, может означать, что, при большой вероятности пересмотра оборонного бюджета РФ, в том числе структурного, а также затрат на ГОЗ, на развитие и функционирование отечественного ОПК, оптимизация расходов в оборонной сфере РФ все же не будет носить радикального характера. Напомним, что все последние годы, после пика в 2016 г., оборонный бюджет РФ находится на стабильном уровне или даже имеет тенденции к сокращению – с 3.5% ВВП до 2.85% ВВП в 2020 г. (зарубежные аналитические структуры предполагают эти показатели заниженными, впрочем, есть и противоположные мнения) 9 10 11. Это отчасти связано с тем, что основные планы по обновлению ВВСТ в вооруженных силах (ВС) РФ уже реализованы и дальнейшая деятельность в данном направлении не требует явно выраженных аккордных усилий. При этом, как считается, нижняя граница “безопасного” военного бюджета РФ сегодня находится на уровне 2.5–2.6% ВВП (именно таковой она может оказаться в 2022–2023 гг.), хотя и может быть пересмотрена с учетом действий и намерений в военном и военно-экономическом отношении у других стран.

В данном ракурсе отметим известный “Меморандум А. Силуанова” – предложения Минфина России (июль 2020 г.) о секвестировании расходов по Госпрограмме вооружений (ГПВ) в сфере обороны и космоса на три предстоящих года на несколько сот миллиардов рублей. Важна даже не величина (на фоне нынешних бюджетов Министерства обороны и Роскосмоса она не столь значима – 5–7%), а сам подход и его публичное озвучивание: значит, эти расходы “можно трогать” и пересматривать в будущем 12.

Каковы перспективы выхода мировой экономики из коронакризиса, обусловленного COVID-19, и каковы последствия этого для сферы безопасности и обороны? Оптимисты говорят о полутора–трех годах до выхода на прежнюю траекторию развития с “рубцеванием” нанесенного кризисом ущерба. Другое мнение, достаточно распространенное, – кризис продлится несколько лет, до 2030 г. (с пиком в 2021–2023 гг.) 13. Величина средств, необходимых для решения посткризисных проблем, например, восстановления логистики, инфраструктуры, мировой торговли (темпы ее сокращения во время пандемии COVID-19 вдвое превышают темпы падения глобального ВВП), осуществления структурных изменений в экономике, воссоздания системы международной и внутренней безопасности, может находиться в диапазоне 10–30 трлн долл.

При этом полностью “в привычном виде” мир может не восстановиться никогда. Возможно, мы стоим на пороге той самой “новой нормальности”, о которой сегодня столько говорят. Придется многое пересмотреть в системе ценностей, политических и цивилизационных предпочтениях, в масштабах и схемах потребления, отношении к государству, в конце концов, в геополитических амбициях и путях их реализации на международной арене с поиском более экономных сценариев и средств. Например, будут ли охваченное расово-этническими противоречиями американское общество и даже политические элиты с прежним упорством настроены на осуществление глобальной политики на принципах жесткого доминирования, с масштабным использованием военной мощи, прямым или косвенным?

Пандемия COVID-19 может быть осложнена другими серьезными заболеваниями, будет носить возвратный характер, мутировать и дрейфовать из одного региона в другие. Как это было в период знаменитой “испанки” (которая якобы остановила Первую мировую войну). Cегодня подобный сценарий только многократно усилится коммуникационно-транспортными возможностями. Климатические изменения и без того низкий и снижающийся уровень жизни, не только в слаборазвитых странах, вызовут разрушительные волны все более масштабной миграции в развитые государства при зримой радикализации мигрантского сообщества. Вполне вероятны кризис идентичности наций, в том числе ведущих, создание условий для “цветных” революций, гражданских войн.

Сегодняшняя политика “денежного количественного смягчения”, стремление залить коронакризис “вертолетными деньгами”, скорее всего, уже в близкой перспективе вызовут вал инфляции, жесткий кризис кредитно-долговой системы, на которой, собственно, во многом и базируется вся современная экономика производства, потребления, инвестирования. Попытки манипуляции с налогами могут внести дополнительную разбалансировку в экономику. Целостность и взаимозависимость современного мира, “сжатие” пространства и времени только усилят мультиплицирующий эффект, упростят реализацию “принципа домино”. Широко распространено мнение, что нынешняя ситуация вообще является “разминкой” в преддверии куда более серьезных потрясений и испытаний, к которым современный мир совершенно не готов – экономически, политически, психологически.

Многие страны мира, в том числе ведущие, несут в связи с COVID-19 весомые потери, что заставляет их разрабатывать и претворять в жизнь неотложные меры в этом направлении. 20 марта 2020 г. замминистра обороны США по закупкам и тыловому обеспечению Э. Лорд подписала меморандум “О функционировании критических элементов оборонно-промышленной базы США” (DIB), направленный на обеспечение стабильности работы оборонных предприятий страны и выполнения заказов Пентагона в условиях пандемии. Это касается всего комплекса вопросов логистики, инфраструктуры, сопровождения полного жизненного цикла ВВСТ, производства и ритмичных поставок компонентов, систем и средств программного обеспечения, элементной базы и т.д. Меморандум Э. Лорд является дополнением к сделанному ранее заявлению Министерства внутренних дел США по принятию мер руководством компаний, правительствами штатов и местными властями по реализации оборонно-промышленных и общеэкономических возможностей в условиях COVID-19. Это включает поддержание кадрового потенциала и его здоровья, особенно в важнейших отраслях национальной промышленности. Особо оговариваются требования к персоналу сферы ОПК по личной санитарно-эпидемической безопасности, сохранению работоспособности.

Проводится соответствующая работа с представителями военно-промышленных фирм в целях выявления их проблем, в том числе кадровых, способности функционировать в условиях COVID-19, возможности перевода части персонала на удаленную работу. Свое видение ситуации и отчеты о принятых мерах по обеспечению безопасности персонала, поддержанию кооперационных цепочек, взаимодействию с партнерами по бизнесу и заказчиками представили ведущие военно-промышленные компании Boeing, General Electric, Lockheed Martin и др. Среди принимаемых мер, в частности, – сокращение перемещений персонала, командировок, “избыточных” посещений, введение чрезвычайных мер санитарного контроля, дезинфекции. Причем первоначальный оптимизм у многих сменился более реалистичными выводами. Так, корпорация Boeing в августе 2020 г. была вынуждена объявить о “добровольном” увольнении значительной части персонала (в некоторых подразделениях – до трети) в связи со сложной эпидемической ситуацией и невозможностью поддерживать производство на прежнем уровне 14.

В рамках “Закона об оборонном производстве” Министерство обороны США выделило около 40 млн долл. на поддержку и укрепление критически важных технологий, особенно пострадавших в кризисной ситуации, в первую очередь в авиационной и ракетно-космической промышленности (АРКП) и судостроении (например, микроэлектроника, производство корабельных винтов). Кроме того, некоторые из поддерживаемых предприятий находятся в регионах США, испытавших наибольшие проблемы с COVID-19. Среди решаемых при этом задач – импортозамещение, снижение зависимости США от внешних поставок зарубежных комплектующих и связанных с этим рисков для национальной безопасности. Это также ликвидация “узких мест” в производственных цепочках, нарушенных в ходе пандемии COVID-19, поддержка соответствующей инфраструктуры и транспортных мощностей 15.

Примечательно, что в оборонный бюджет США на 2021 г. включены расходы на разработку и тестирование вакцины от COVID-19. В июне 2020 г. в Постоянном комитете по разведке Палаты представителей американского Конгресса проходили слушания по содержанию “Национальной разведывательной оценки возможных угроз национальной безопасности США со стороны COVID-19 и путей противодействия им”. Рассмотрено три основных аспекта. Во-первых, в плане оценки медико-санитарной составляющей COVID-19; во-вторых, влияния данной проблемы на национальную экономику и оборонный комплекс; в-третьих, это задачи прогнозирования изменений миропорядка, системы международной безопасности, баланса сил в мире и соответствующей разработки эффективных мер в области национальной обороны и безопасности.

В Европе те страны и компании (например, Великобритания и BAE Systems), которые первоначально не придали проблеме COVID-19 должного внимания, впоследствии были вынуждены принимать экстренные меры по купированию пандемии. В итоге BAE Systems выработала концепцию “безопасной рабочей среды” для своих сотрудников, клиентов, поставщиков в целях минимизации воздействия пандемии на функционирование бизнеса. Компания Matra (MBDA), известный производитель военной техники, временно закрывала ряд предприятий во Франции и Италии с проведением комплексной дезинфекции, часть сотрудников была переведена на дистанционный режим работы. Требования обеспечения безопасности бизнеса и персонала в условиях COVID-19 соблюдаются также в отделениях MBDA в ряде других стран Европы, в ОАЭ, Индии, Катаре, Саудовской Аравии. Компания Airbus временно останавливала работу всех своих предприятий в Испании и во Франции. Судостроительная фирма Fincantier (Италия), владеющая 20 верфями на четырех континентах, временно прекращала работу на своих предприятиях, как подчеркивается, без ущерба для выполнения заказов, без сокращения персонала и снижения зарплат. Невыход на работу был компенсирован сокращением сроков отпусков 16. На пике второй волны пандемии серьезно просела сфера высоких и оборонных технологий Израиля, в некоторых секторах – на треть. И это несмотря на известное отношение в Израиле к санитарно-эпидемическому контролю.

В России, в основном своевременно и эффективно среагировавшей на пандемию, фактор COVID-19, если судить по официальной информации, сказался на оборонной и оборонно-промышленной сфере меньше, чем это могло бы случиться в иных обстоятельствах. Подводя итоги стратегическому командно-штабному учению “Кавказ–2020” (завершилось 26 сентября 2020 г.), министр обороны РФ С. Шойгу подчеркнул, что меры, принятые в связи с COVID-19, позволили не допустить снижения боевых возможностей вооруженных сил. В ВС создана эффективная система противодействия пандемии, что позволило избежать массовых заражений военнослужащих, выполнить запланированные мероприятия учебно-боевой деятельности.  В весенний пик COVID-19 работало 98% головных предприятий ОПК РФ, дистанционно трудилась примерно четверть персонала 17. Мероприятия по дезинфекции и другие противоэпидемические меры проведены у нескольких сот предприятий ОПК, в том числе при активном привлечении соответствующих структур ВС РФ.

В ходе итогового заседания Расширенной коллегии МО РФ 21 декабря 2020 г. С. Шойгу сообщил, что значительное число предприятий ОПК в условиях пандемии все же было вынуждено остановить работу, всего в ОПК в разгар COVID-19 было зарегистрировано 2.3 млн случаев нахождения специалистов на самоизоляции. Принятие своевременных мер, среди которых – жесткий контроль, опережающее финансирование, личное вмешательство Верховного Главнокомандующего ВС РФ, позволило радикально изменить ситуацию, обеспечить выполнение ГОЗ на середину декабря 2020 г. на 99%. Как подчеркнул С. Шойгу, заболеваемость COVID-19 на 100 тыс. человек в ВС РФ оказалась на 37% ниже, чем по стране в целом. Началась массовая вакцинация военнослужащих, армия приняла активное участие в создании вакцины ''Спутник V'' и ее тестировании.

В. Путин, присутствовавший на коллегии, в своем выступлении особо отметил, что в ходе COVID-19 не допущено сбоев в обеспечении обороноспособности страны, решении текущих задач по перевооружению ВС и созданию перспективных ВВСТ и технологий 18. В то же время в ходе инспекционной поездки на предприятия ОПК Иркутска и Комсомольска-на-Амуре (август 2020 г.) С. Шойгу высказал определенные претензии к тем руководителям, которые хотели бы использовать фактор COVID-19 для получения щадящего режима работы, увеличения сроков выполнения гособоронзаказа, в числе прочего указывая на проблемы с соисполнителями и поставщиками комплектующих. Что, заметим, и помимо COVID-19 является серьезной проблемой ОПК и ГОЗ и требует особого контроля по всей вертикали производственных цепочек.

Министерство обороны РФ в этих сложных условиях расширило практику 80%-го авансирования контрактов по ГОЗ, что является особо чувствительным для АРКП и судостроения. Фирмам ОПК оказывается финансовая поддержка в виде субсидий по возмещению части затрат на оплату процентов по кредитам, полученным от российских кредитных организаций, прежде всего направляемым на осуществление инновационных и инвестиционных проектов для создания и выпуска высокотехнологичной продукции, в том числе гражданского назначения. Стратегические предприятия оборонно-промышленного комплекса РФ также субсидируются для недопущения их банкротства. Предприятия ОПК могут получить целевую поддержку государства в рамках неотложных мер по обеспечению устойчивости российской экономики в условиях кризиса. Что касается ускоренного размещения ГОЗ для поддержки ОПК, то эти вопросы должны четко увязываться с задачами и возможностями заказчика, в первую очередь МО РФ. Это важно при планировании производства перспективной продукции, требующего дополнительной опережающей подготовки.

Было бы неправильно говорить, что в период COVID-19 и сокращения финансовых возможностей упор в военно-промышленной политике РФ делается преимущественно на модернизацию уже существующих ВВСТ, хотя ряд из них имеет очень значительный модификационный ресурс (об этой проблеме – ниже). Более того, военно-промышленные фирмы во многих случаях сами финансируют и осуществляют деятельность по перспективным НИОКР и технологическим заделам, в том числе с учетом востребованности на рынках завтрашнего дня. Происходят обновление производственной базы, внедрение современных средств и методов управления, цифровизация и т.д., что способно повысить функциональную и коммерческую эффективность ВЭД. Течение COVID-19, его медицинские, кадровые проявления делают еще более актуальными задачи роботизации и автоматизации всей оборонной и оборонно-промышленной сферы, создания и применения безэкипажных аппаратов и модулей, БПЛА, систем искусственного интеллекта и информационных технологий.

Глава Минпромторга Д. Мантуров особо отмечает кадровую политику российского ОПК, что позволило минимизировать влияние COVID-19 на исполнение ГОЗ. Было налажено четкое взаимодействие компаний ОПК, местных властей и Роспотребнадзора, органов здравоохранения. Вообще бережное отношение к кадрам, “неэластичность” увольнений – это сегодня еще и задача предотвращения массовой безработицы, особенно в моногородах, что является одной из отличительных черт отечественного ОПК с его высокой социальной ответственностью 19.

Скорее всего, COVID-19 нанесет мощный удар по процессам интернационализации, глобализации военного бизнеса, с фрагментацией не только экономического, но и геополитического пространства. Влияние на сферу ВТС может оказаться весьма значительным, что важно и для понимания перспектив ВЭД РФ в целом. Очень остро (помимо политических аспектов) стоит вопрос импортозамещения, переноса производства комплектующих, узлов и компонентов на территории стран с головными производствами. Серьезно нарушены логистика, система поставок в ходе кооперационных связей между ОПК различных стран. Ряд компаний и предприятий, среди них, например, “Уралвагонзавод”, получают от экспорта ВВСТ преобладающую часть своей прибыли и инвестиционного капитала. На сегодня ситуация вполне приемлема, идет исполнение заключенных ранее долговременных масштабных контрактов, но она может сказаться позже, при оформлении новых сделок. В ходе отчета Правительства РФ в Госдуме в июле 2020 г. были приведены следующие данные: экспортные поставки российских ВВСТ охватывают несколько десятков стран, составляют 15 млрд долл. в год, портфель заказов – 55 млрд долл 20.

В условиях пролонгированной пандемии COVID-19 у стран-заказчиков (а 2/3 мирового рынка оружия – развивающиеся страны) может не оказаться достаточных средств на дорогостоящие закупки. Уже идут отказы и переносы сроков исполнения контрактов, снижение серий заказанного оружия, в том числе в отношении поставок из России, при растянутых сроках кредитного погашения. Рынок оружия – в принципе достаточно сложный, с жесткой, недобросовестной конкуренцией, с попытками дискриминации, изоляции российских поставщиков, создания для них всякого рода финансово-политических ловушек, например, с использованием режима CAATSA. Причем это предполагает и санкции для получателей российских ВВСТ, их участия в разнообразных кредитно-финансовых, кооперационных, торгово-экономических проектах, даже не имеющих отношения к оборонной сфере.

Впрочем, Россия находит возможности для их обхода. Во-первых, российское оружие имеет хорошую репутацию, оно достаточно дешевое и простое в обращении, пользователи к нему привыкли. Во-вторых, COVID-19 породил новую нестабильность в мире, например, на границах Индии с Китаем и Пакистаном: возникла и необходимость срочных поставок 21. В-третьих, партнеры России реализуют приемлемые обходные схемы сделок и оплаты российского оружия, избегая западных санкций. Как заявил гендиректор АО “Рособоронэкспорт” (на который приходится 85% российского экспорта вооружений) А. Михеев, крупный экспортер привык сталкиваться с подобными проблемами. В апреле 2020 г. В. Путин поставил задачу найти эффективные способы сохранить лидирующие позиции России в экспорте военной продукции, гибко и быстро реагировать на пандемию COVID-19 по формам и методам ведения бизнеса 22.

Как оказалось, Правительство РФ очень своевременно приняло решение о выделении отечественной промышленности в целях стабилизации и недопущения сбоев в условиях COVID-19 помощи на сумму в размере 1.3% ВВП страны 23. В любом случае российские ВЭД и ОПК должны следовать четкому целеполаганию, задаваемому интересами национальной безопасности, руководствоваться в выборе проектов и программ, их приоритетности и востребованности в нынешней ситуации рекомендациями квалифицированной и беспристрастной, комплексной (не только отраслевой) экспертизы 24.

Так, вызывают вопросы крайне затратный проект “Морской старт”, планы создания серии универсальных десантных кораблей (УДК типа “Мистраль”), авианосцев и иных сил дальней морской зоны и т.д. Особые обстоятельства – необходимость загрузки ОПК в военно-промышленных моногородах и монорайонах, прежде всего в восточной части страны или, например, в Крыму. За исключением сфер и направлений, где действительно паритетная гонка вооружений с участием России неизбежна (оборонный космос, стратегические и новейшие вооружения и технологии и др.), необходимо решительно отказываться от всякого рода симметрично-зеркальных начинаний 25. Тем более, что на Западе существует целое аналитическое направление, задачей которого является подталкивание России к значительным тратам, в том числе по тупиковым военно-техническим направлениям, в целях “измотать” РФ в гонке вооружений, повторить сценарий развала СССР 26 27.

В целом же достаточно оснований полагать, что в условиях коронакризиса, его разнообразных проявлений, роста международной и внутристрановой напряженности, неопределенности оборонная и военно-экономическая деятельность как инструмент политики, в самых разных формах, будет весьма востребована, по крайней мере ее роль не будет снижаться. Оборонную сферу, ВЭД и ОПК наверняка по традиции попытаются использовать и в качестве “локомотива развития” для выхода из кризиса. Сегодня ОПК, как и ранее, если не в большей степени, выступает как генератор научно-технических и технологических прорывов, производитель и потребитель “двойных” технологий, наконец, как мощный работодатель. С учетом гибридизации конфликтов, их мультидоменности расширяется диапазон ВЭД, с вовлечением в нее ранее сугубо “невоенных” и “двойных” технологий и сфер знаний, ростом потребностей в ВВСТ нового поколения.

Что касается РФ, то для нее опора в обеспечении национальной безопасности на военную мощь и ВЭД является безусловным императивом. Особенно принимая во внимание, что для современной России достаточно проблемным является перераспределение средств и усилий по обеспечению национальной безопасности с “жесткой”, военной силы на “мягкую”, а также возложение части задач коллективной обороны и безопасности, по самым разным причинам, на немногочисленных союзников и партнеров. Кроме того, как уже говорилось, существуют приоритеты, на которых нельзя экономить – среди них прорывные технологии, стратегическое сдерживание, управление, РЭБ, Арктика. Сегодня требуют все больше внимания обеспечение безопасности в зоне ближнего зарубежья, постсоветского пространства, создание ВВСТ для их надежного использования в аридных, горных, иных экстремальных условиях.

На наш взгляд, рассматривая российскую оборонную и военно-экономическую деятельность и расходы на них через призму COVID-19, следует говорить не только о сокращениях, а скорее о структурных изменениях. Есть сектора, которые требуют как раз наращивания усилий. А в определенных областях можно заморозить, снизить темпы, сократить серии выпуска, сместив сроки выполнения ГОЗ или, например, заменив закупки новых вооружений на глубокую модернизацию существующих (а это экономия до половины и даже до 2/3 финансовых средств) и т.д.

Что-то вообще следует убрать из приоритетов ВЭД, ГПВ, ГОЗ, поскольку это не соответствует ни потребностям российской оборонной и национальной безопасности, ни технико-технологическим и экономическим возможностям страны на современном этапе, ни даже ложно понимаемому престижу государства, тем более при настойчивом лоббировании отдельных проектов со стороны производителя и заказчика 28. Это особенно важно с учетом капиталоемкости, долговременности в исполнении, масштабности современных проектов в области вооружений, сложности в организации производственных цепочек (до нескольких сот и даже тысяч предприятий и организаций разного уровня, подчинения, форм собственности).

С учетом коронакризиса, при необходимости максимальной экономии средств и ресурсов, в том числе в оборонной сфере, возрастает роль осуществления так называемого асимметричного сдерживания. А это использование возможностей межвидового, “межсредного” (мультидоменного) взаимодействия высокоинтегрированных, в рамках единого сетецентрического управления, ограниченных сил и средств для решения поставленных задач при таргетированном воздействии на ключевые звенья, “узкие места” обороны (в ее системном понимании) оппонента 29. Так, теснейшее взаимодействие с элементами “мягкой силы”, применение гражданских и двойных технологий может потребовать меньше традиционного дорогостоящего “железа”, особенно с учетом быстрой смены технологий, стратегий, геополитики, гибридизации конфликтов 30. В этом плане происходит определенное размывание границ между чисто военными и гражданскими, двойными технологиями, а это и сетевое программирование, и маркетинг, и резко расширившиеся возможности интернета, и многое другое 31 32 33. В связи с драматическим развитием коронакризиса и его проявлениями (а также некоторыми другими событиями) неизбежен новый всплеск интереса к химико-биологической проблематике как технологии и инструменту военной политики и геополитики. В том числе и в плане оценки влияния разных патогенов на те или иные народы, этносы, цивилизации, географические ареалы и регионы.

Можно с уверенностью полагать, что в ходе коронакризиса еще более обострится глобальное соперничество за военно-техническое превосходство. Именно “вертикальная” гонка вооружений все последние десятилетия являлась одним из центральных мест этого соперничества 34. При этом Россию всячески представляли в качестве аутсайдера этого соревнования, с учетом многочисленных проблем РФ в экономике, политике, оборонной сфере 35. Судя по достижениям последнего времени, у ОПК Российской Федерации оказалось достаточно аргументов для опровержения подобного мнения, не втягиваясь при этом в сверхзатратную симметрично-зеркальную гонку вооружений.

Необходимо подчеркнуть, что убыстрение хода технологического и военно-технического прогресса, его ветвление, дериватизация делают более трудным осуществление регулирования гонки вооружений, реализацию соответствующих дипломатических и переговорных мер. Однако, во-первых, важно учитывать возрастающие в условиях коронакризиса угрозы конвертации военной и военно-экономической мощи, накопленного самого современного и крайне дорогостоящего оружия в его боевое применение в реальных конфликтах. Во-вторых, это необходимость всесторонней экономии, в том числе в сфере ВЭД, так что попытки достижения результата в переговорной области являются еще более актуальными. Вряд ли стоит говорить, что никаких сокращений не может быть без реального взаимного доверия (не путать с “мерами доверия”). Какие-то односторонние шаги, не связанные с выработкой асимметричного подхода, как правило, воспринимаются не как миролюбие, а как проявление слабости. В любом случае необходим выбор эффективного и экономного варианта комплексной политики с приложением адекватных усилий, обеспечивающих нейтрализацию, обесценивание потенциалов оппонентов и соответственно их намерений.

На фоне вышесказанного подчеркнем еще раз: неверно рассматривать оборонную сферу, ВЭД упрощенно как некую обузу для экономики, общества, государства. В условиях COVID-19 при сжатии гражданских, потребительских, инвестиционных рынков резко возрастает роль государства в качестве регулятора, контролера, спонсора, инвестора, заказчика и потребителя, в том числе в интересах обороны. Более того, снижение объемов военных расходов, оборонной и военно-экономической деятельности ниже определенного уровня неизбежно принесет потери не только для военной, внешней безопасности РФ, но и для внутренней, социально-экономической и политической, особенно с учетом многочисленных отраслевых моногородов на территории России и мультиплицирующего эффекта. Не случайно даже руководитель Счетной палаты РФ А. Кудрин, обычно очень внимательно и рачительно анализирующий расходы в российской экономике, в нынешней ситуации считает уровень военных расходов РФ и их долю в ВВП страны “оптимальными” 36.

В этом плане снова обратимся к предложениям Минфина РФ о сокращении расходов в оборонной сфере России 37. Некоторые предложенные меры можно было бы считать вполне разумными, например, по увеличению срока выслуги для получения военной пенсии. Но при этом следует предусмотреть и значительное повышение текущих целевых, аккордных выплат за участие в боевых действиях, службу в “горячих точках”, исполнение особо ответственных функций и т.д. Именно в условиях COVID-19, психологического перенапряжения общества подобные рестрикционные меры, во-первых, несвоевременны, даже провокационны, а во-вторых, на них много не сэкономишь. Суммарно предложения Минфина тянут на 0.1% общего объема ВВП РФ – это “мелочь” в экономическом, но отнюдь не в политическом отношении. Есть куда более существенные возможности проведения рациональной и экономной политики в области обороны, о чем говорилось выше: отказ от дорогостоящих, при этом явно излишних для обороны и национальной безопасности РФ проектов. К тому же, по данным той же Счетной палаты, Министерство обороны РФ и сегодня не полностью осваивает выделяемые для него в бюджете финансовые средства.

Еще ряд моментов, на которых следует остановиться. В ходе COVID-19 отмечается определенная склонность стран, в том числе ведущих, заниматься своими собственными проблемами, что некоторые расценили как новый изоляционизм, нежелание втягиваться в разрешение тех или иных региональных конфликтов, например, на постсоветском пространстве, в окружении России. Потому наблюдается стремление использовать данную ситуацию (как она видится подобным “наблюдателям”) для решения своих “сокровенных” задач, переформатирования геополитических конструкций. При этом внутренние беспорядки, которые хотя бы частично являются и продуктом COVID-19, чем бы они ни были вызваны, например, подогреваемые извне, безусловно, влияют на международную обстановку, во всей ее взаимообусловленности.

Как и предполагалось, коронакризис в своих медико-эпидемических проявлениях носит “многогорбый” характер, и с каждой из новых, тем более “высоких” волн заболевания психологическая устойчивость населения будет снижаться. И это не только реакция на прямые экономические потери, выражаемая в деструктивном, асоциальном поведении масс. Еще во времена холодной войны в рамках программ гражданской обороны во многих странах проводились эксперименты и исследования по способности населения переносить режим изоляции в ограниченных пространствах (за рамками режима пенитенциарной системы). Результат – эта переносимость оказалась крайне низкой, при резком возрастании депрессивно-агрессивных симптомов 38. С одной стороны, сегодня уже произошла определенная адаптация экономики, в том числе и военной, а также общества к сложившейся ситуации и к необходимости сосуществовать с COVID-19 в течение длительного времени, по возможности с наименьшими потерями. С другой, нарастает влияние фактора неопределенности, копятся психологическая усталость, фаталистичность, при снижении веры в возможность восстановления и тем более роста мировой и национальных экономик, отдельных отраслей. “Привыкание” к COVID-19 сопровождается падением дисциплины (“коронакризис все спишет”), снижением трудовых мотиваций, равнодушием исполнителя, “ковид-диссидентством”, безразличием к реализации противоэпидемических мер и т.д.

Поэтому, во-первых, новой жесткой и эффективной самоизоляции, тем более герметичного карантина добиться все равно не удастся. Во-вторых, властям всех уровней придется балансировать между требованиями санитарно-эпидемической безопасности, угрозой заражений и смертей и объективной картиной социально-экономической и политической ситуации, желанием масс зарабатывать, болеть, “быть свободными и ходить без масок”. Причем это будет иметь место в условиях, возможно, одновременного дальнейшего ухудшения экономического положения, нарастания недовольства масс любыми действиями и решениями властей, роста “погромных” настроений. Все это бумерангом бьет по целостной сфере безопасности во всех ее аспектах, в том числе по оборонной и военно-экономической составляющей.

Именно психологический фактор может оказаться одним из решающих для обеспечения успешного выхода из COVID-19. С учетом неснижающейся важности оборонной сферы, сектора ВЭД, ОПК особое внимание, наряду с проблемой физического здоровья, необходимо уделять психологической поддержке военнослужащих, персонала, членов их семей. В ходе селекторного совещания (13 октября 2020 г.) по случаю очередного призыва в ряды ВС РФ министр обороны С. Шойгу напомнил об особой ответственности руководства всех уровней за обеспечение комплексной санитарно-медицинской безопасности во вверенных им организациях 39.

Нарастающая лимитированность ресурсов и расходов в условиях COVID-19 еще больше подчеркивает актуальность, выводит на первый план рациональное сочетание факторов “пушек и масла” 40. Выход из кризисной ситуации может оказаться небыстрым, болезненным, очень затратным, “социально ориентированным”, что неизбежно скажется на обстоятельствах развития и функционирования оборонной сферы, с поиском возможностей оптимизации оборонных расходов в пользу решения социально-экономических проблем. Тем более остро стоит вопрос всестороннего повышения эффективности ВЭД РФ, ее экономности, структурной заточенности на реализацию самых актуальных и неотложных задач по комплексному обеспечению национальной безопасности России 41. Коронакризис – это серьезное испытание для всех, но также и возможность для России отработать сценарии и инструменты осуществления эффективной политики в чрезвычайных обстоятельствах, в условиях жестких ограничений самого разного свойства, что может оказаться крайне важным в неспокойном и нестабильном мире настоящего и будущего.